Форма входа
Читем онлайн [Про]зрение - Жозе Сарамаго
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Успокоительной идее насчет того, что рано или поздно и скорее даже рано, чем поздно, судьба непременно сокрушит гордыню, нашлось громовое подтверждение в виде унизительного оскорбления, нанесенного министру внутренних дел, который, уверовав было, что сумел все же вырвать победу в кулачном бою с премьером, вдруг обнаружил, что его планы пошли прахом, если не куда подальше, и все из-за вмешательства небес, внезапно, в последнюю минуту сыгравших на руку противнику. Последние, равно как, впрочем, и первые выводы, сделанные самыми чуткими и вдумчивыми аналитиками, возлагали всю вину на президента республики, промедлившего с одобрением манифеста, который за его подписью должен был сбрасываться с вертолетов для укрепления морального духа горожан. Три дня, последовавшие за памятным заседанием кабинета министров, небосвод представал миру в цельнокроеном великолепии лазурного наряда, который сидел как влитой, нигде не морщил и не собирался в складки, и эта объяснявшаяся безветрием гладкость была идеальна, чтобы разбросать с поднебесья бумажки и глядеть потом, как кружатся они, и, уподобясь эльфам, танцуют в воздухе, а потом подбираются теми ли, кто проходил по улице, или же на улицу эту выскочил, влекомый желанием узнать, какие там новости или распоряжения с неба на нас упали. И три дня, таких погожих, таких гожих для исполнения этой затеи, мыкался замусоленный манускрипт туда-сюда, из президентского дворца – в министерство внутренних дел и обратно, то обогащаясь новыми положениями, то оттачиваясь в формулировках, то набирая весу в аргументах, и поверх зачеркнутых слов вписывались другие, тотчас претерпевавшие ту же злую участь, и фразы не вязались с теми, которым предшествовали, и противоречили тем, за которыми следовали, и сколько же извели чернил, сколько перемарали бумаги, и вот, значит, что это такое – муки творчества, слава богу, наконец-то узнали. На четвертый день небо, прискучив ожиданием и увидев, наверно, что внизу никак не мычат и более того – не телятся, решило задернуться с утра пораньше плотным пологом темных, грузных туч из разряда тех, что грозят дождем и угрозу свою приводят в исполнение. И в последний предполуденный час швырнуло пригоршню разрозненных капель, и заморосил, то прекращаясь, то вновь принимаясь, нудный дождичек, вопреки угрожающим тучам не суливший вроде бы ничего серьезного. Этот дождик-дождик-перестань продолжался еще часа два-три, а потом вдруг, без малейшего предупреждения, словно надоело притворяться и изображать чувства, которых нет, сменился настоящим, упорным, непрестанным, сильным, хоть и не яростным, из разряда тех, что способны лить неделю кряду и обычно приносят такую пользу сельскому хозяйству. Но не министерству внутренних дел. Даже если предположить, что командование военно-воздушными силами разрешит вертолетам подняться в воздух, что уже само по себе весьма проблематично, сбрасывать в такую погоду бумажки – это уж совсем себя не уважать, и не только потому, что народу на улицах – всего ничего, а который есть, занят по большей части стараниями вымокнуть как можно меньше, а и потому, что шлепнется президентский указ в грязь или – куда это годится – будет всосан в ненасытимую утробу водостоков, размолот в кашу автомобилями, обдающими потоками воды из-под колес, ибо истинно, истинно говорю вам – только самый пламенный поборник законности и порядка, радетель чинопочитания станет наклоняться и доставать из мерзкой жижи откровение насчет сходства, существующего меж всеобщей слепотой, что была четыре года назад, и слепотой нынешней, носящей, извините за каламбур, более избирательный характер. И горько, как же горько было министру внутренних дел в бессилии смотреть, как под предлогом безотлагательной национальной надобы премьер-министр, вырвав у президента согласование, запустил маховик СМИ, и все они, средства эти – печать, радио, телевидение – причем как дружественные, так и конкурирующие, взялись убеждать население столицы в том, что оно, к прискорбию, вновь ослепло. Когда же несколько дней спустя дождь прекратился и небеса опять оделись синевой, только благодаря настойчивому, а под конец – даже и раздраженному вмешательству президента удалось добиться исполнения хотя бы первой части программы: Дорогой мой премьер, сказал глава республики, заметьте, что я не отказываюсь и впредь не намерен отказываться от решений, принятых кабинетом министров, но тем не менее считаю нужным обратиться к народу лично. Я, господин президент, считаю это излишним, меры по разъяснению ситуации уже приняты и вскорости должны принести свои плоды. Даже если эти ваши плоды появятся уже завтра, я настаиваю, что мое обращение к народу должно предшествовать им. Завтра, как я понимаю, это все же фигура речи. Тем лучше, если фигура, но обращение над городом разбросайте. Господин президент, вы считаете, что. Я хочу вас предупредить, что если не сделаете, будете отвечать за потерю доверия личного и политического, которое некогда сразу установилось между нами. А я позволю себе напомнить, что по-прежнему обладаю абсолютным большинством в парламенте, и утрата доверия, которой вы мне угрожаете, носит чисто личный характер и политического резонанса не получит. Еще как получит, если я объявлю в парламенте, что слово президента страны было урезано премьер-министром. Господин президент, прошу вас, ведь это же неправда. Правда в той степени, чтобы произнести это в парламенте или вне его. Разбросаем сейчас манифест. Манифест и все прочее. Я хотел сказать, разбросаем сейчас манифест – докажем, что власть чрезмерно разболталась, в том смысле, что чересчур много болтает. Это по-вашему так, а по-моему – иначе. Господин президент. Если вы называете меня президентом, то, вероятно, признаете меня в качестве такового, ну и, стало быть, выполняйте мои приказы. Вы настаиваете. Настаиваю, настаиваю, и, говоря вашим языком, берегитесь, чтобы настой не вышел чересчур концентрированным, потому что мне надоело наблюдать, как вы бодаетесь с министром внутренних дел, если он вас не удовлетворяет, снимите его с должности, а не хотите или не можете, смиритесь, ибо я убежден, что если бы идея манифеста, подписанного президентом, родилась в вашей голове, вы, вероятно, нашли бы способ сообщить о ней лично. Это несправедливо, господин президент. Очень может быть, я и не отрицаю, все мы издерганы, все потеряли душевное спокойствие, вот и говорим то, чего сказать не хотим и, может быть, даже не думаем. Тогда сочтем инцидент исчерпанным. Именно так, сочтем, но чтобы завтра утром вертолеты были в воздухе. Слушаюсь, господин президент.
Если бы этого острого разговора не случилось, если бы президентский манифест и прочие летучие листки окончили свою недолгую жизнь в мусорном баке, история, которую мы рассказываем здесь, была бы совсем иной. В чем и как именно – сказать затрудняемся, но что другой – совершенно точно. И, разумеется, внимательный ко всем изгибам и излучинам нашего повествования читатель из когорты тех аналитиков, которые всему на свете надеются найти исчерпывающее объяснение, не преминет спросить, был ли диалог президента и премьер-министра вставлен сюда в последнюю минуту для исполнения давно уж обещанной смены курса или же случился он потому лишь, что судьба его такая, и возымеет последствия, которые в самом скором будущем не замедлят обнаружиться, а рассказчику просто не оставалось ничего иного, как отложить в сторонку загодя припасенную историю да проследовать этим вот новым, внезапно проложенным на его морской карте маршрутом. Полностью удовлетворить такого читателя тем или этим ответом невозможно. Разве только если рассказчик с обескураживающе-дерзкой откровенностью признает, что уверен как ни в чем и никогда, что правильно ведет эту неслыханную историю о городе, который решил воздержаться от голосования и для которого последовавший за тем яростный, но так благополучно завершившийся обмен репликами меж президентом и премьером пришелся как нельзя более кстати. А иначе трудно будет понять, зачем бросил он трудолюбиво ссученную нить повествования и пустился в отвлечения не о том, чего не было, но что могло бы быть, а наоборот – о том, что было, но чего запросто могло бы не быть. И – довольно ходить вокруг да около, ибо мы имеем в виду письмо, полученное президентом республики спустя три дня после того, как вертолеты пролились над городскими улицами, проспектами, площадями дождем разноцветных бумажек, в которых сочинители из министерства внутренних дел разъясняли более чем вероятную связь между трагической эпидемией слепоты, постигшей город четыре года назад, и нынешним электоральным безумием. Случилось так, что письмо это попало в руки некоего дотошнейшего секретаря, принадлежащего к породе тех, кто прочитывает мелкие буковки, прежде чем взяться за большие, к разряду людей, способных в завалах и залежах кое-как пригнанных друг к другу слов отыскать крохотное зернышко, которое стоит немедля начать поливать и взращивать, сознавая, что в нем-то и заключена истина. В письме же сказано было следующее: Ваше превосходительство, господин президент республики. Прочитав со всем подобающим и более чем заслуженным вниманием манифест, который вы направили гражданам страны и в первую очередь – обитателям ее столицы, в полной мере сознавая свой патриотический долг и отчетливо представляя, что кризис, в который неуклонно погружается страна, требует от всех нас ревностной, постоянной, неусыпной бдительности в отношении всех необычных явлений, что происходят или могут произойти у нас на глазах, я беру на себя смелость повергнуть на благосклонное рассмотрение вашего превосходительства некоторое количество неизвестных фактов, могущих способствовать лучшему пониманию того, какое бедствие обрушилось на нас. Я говорю это потому, что, будучи человеком обычным, верю, как и вы, господин президент, в существование некой связи между недавней гражданской слепотой, выразившейся в стремлении оставить бюллетень чистым, и той слепотой, что на несколько неизгладимых из памяти недель отделила нас от всего остального мира. Я хочу сказать, господин президент, что нынешняя слепота может быть объяснена слепотою тою, первою, а обе они – существованием, не уверен, но не исключаю, что и деятельностью, одного и того же человека. Но прежде чем продолжить, я, движимый исключительно гражданским самосознанием, в коем никому не позволю усомниться, считаю своим долгом заявить, что я – не доносчик и не ябедник, не стукач, но всего лишь служу своей отчизне, попавшей в трудные обстоятельства и не видящей впереди путеводной звезды, на свет которой сумеет она выйти к спасению. Не знаю и не могу знать, достаточно ли этого письма, чтобы возжечь этот свет, но, повторяю, долг есть долг и в этот миг чувствую себя солдатом, что делает шаг вперед из строя и добровольно вызывается выполнить некое задание, задание же это, господин президент, заключается в том, чтобы обнаружить – это слово я, говоря с кем бы то ни было на данную тему, употребляю впервые, – что четыре года назад я вместе с моей женой случайно оказался членом группы из шести человек, которые, как и очень многие другие, отчаянно старались выжить. Может показаться, что я не сообщаю вашему превосходительству ничего нового, ничего такого, что вы не познали бы сами, на собственном опыте, однако никто на свете не знает, что один член этой группы не потерял зрение, и человек этот был женой доктора-офтальмолога, ослепшего, как и все мы. В те дни мы торжественно поклялись друг другу, что никогда не будем говорить об этом, она заявляла, что не хочет, чтобы на нее смотрели как на диковину, как на феномен, чтобы подвергали ее исследованиям, и теперь, когда зрение вернулось ко всем, это чудо правильней было бы предать забвению, сделав вид, что ничего вообще не было. Я был верен этой клятве до сегодняшнего дня, но больше молчать не могу. Господин президент, поверьте, я счел бы оскорбительным, если бы мое письмо было расценено как донос, хотя по сути оно доносом и является, поскольку – и этого вы тоже пока не знаете – произошедшее на днях убийство было совершено тем самым человеком, о котором я говорю, но это – дело правосудия, я же всего лишь исполняю свой патриотический долг, прося обратить самое пристальное внимание на обстоятельство, которое до сих пор держалось в тайне и которое может, вероятно, объяснить причины безжалостной атаки на нашу политическую систему, ибо – смиренно позволю себе привести здесь ваши слова, господин президент, – эта новая слепота поразила самые основы демократического устройства, повредила им так, как никогда не могла повредить ни одна тоталитарная система. Излишне говорить, ваше превосходительство, что я полностью отдаюсь в ваше распоряжение – ваше или того ведомства, которому вам благоугодно будет отдать приказ начать расследование с тем, чтобы расширить, развить и углубить сведения, содержащиеся в настоящем письме. Клянусь вам, что не испытываю никакой неприязни к человеку, упомянутому в нем, но интересы отчизны, получившей в вашем, ваше превосходительство, лице наидостойнейшего представителя, суть единственный закон, коим я руководствуюсь и коему подчиняюсь с бестрепетным спокойствием того, кто знает, что исполнил свой долг. Примите, ваше превосходительство, и проч. Следовала подпись, а внизу слева – полные имя и фамилия отправителя, телефон, адреса почтовый и электронный, номер и серия паспорта.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу [Про]зрение - Жозе Сарамаго бесплатно.
Похожие на [Про]зрение - Жозе Сарамаго книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Хроника одного скандала - Зои Хеллер - Современная проза
- Рассказы о Родине - Дмитрий Глуховский - Современная проза
- Каменный плот - Жозе Сарамаго - Современная проза
- Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик - Современная проза
- Государь всея Сети - Александр Житинский - Современная проза
- Моя девушка живет в сети - Дейв Робертс - Современная проза
- Пес и его поводырь - Леонид Могилёв - Современная проза
- 1надцать (сборник) - Андроник Романов - Современная проза
- Русский садизм - Владимир Лидский - Современная проза